Догоняющее развитие – увлекательное занятие для целых эпох и поколений. Яма технологического отставания – самая глубокая, страна может падать в нее на протяжении всей своей истории. Царь Алексей Михайлович был озабочен созданием в стране «точек роста» – как и мы. У него не было ни кадров, ни технологий. Зато были деньги и свое Сколково – село Измайлово, святые руины которого напоминают об амбициозном эксперименте XVII столетия.
Шелк и хлопок казались тогда таким же чудом, как сегодня клюшка для гольфа из композитных материалов. Россия исправно взращивала лен и коноплю, а выходила все равно сермяга. Сам соткал, сам оделся, рыночные обороты – мизерные, не понесешь такое на рынок. Приличные одежки закупали за рубежом, от чего казне чинился урон немалый. Оттуда пошла традиция платьем со своего плеча жаловать. Как бы вы посмотрели на то, кабы топ-менеджерам по итогам года бонусы выдавали кашемировыми пальто? А тогда в порядке вещей казалось. Словом, перед державой встала задача: обеспечить все возрастающие потребности имущего класса пристойными тряпками.
Здраво рассудив, что производство должно быть приближено к источнику капитала, Алексей Михайлович решил посадить черенки тутового дерева (шелковицы) прямо у себя, в загородной резиденции Измайлово. Гонцы вернулись с южных окраин, черенки привезли. Да вот беда, не принялись. Видимо, не так поливали, не должно унавоживали, решил самодержец. То, что шелковица в принципе не растет на севере, в голову как-то не пришло. Не будем строги к царю и князю великому: просвещенный ХХ век отмечен такими блестящими нацпроектами, как «Полярный арбуз», «Арктическая кукуруза» и «Кубанский рис». Так или иначе, в «Сколково» появился иностранный специалист, армянин Ларион Льгов, который заверил царя: все будет.
Под руководством приглашенной звезды переписали каждое (!) шелковичное дерево в Астрахани и в Царицыне. Цель этой дорогостоящей процедуры осталась загадкой. Можно предположить, что Льгов «осваивал бюджет», но сие, конечно, есть недоказуемый поклеп. Возможно, инноваторов подвела вера в то, что статистика сама по себе обладает неким мистическим свойством превращать желаемое в действительное. Недаром архивы Измайлова поражают дотошностью описей: выросло «три тысечи девятьсот тритцеть восьм яблок... шездесят пять тысеч четыреста огурцов... тритцеть тыков...». Документы со столь содержательными записями занимали целую комнату, с пола до потолка.
Однако же шелковица, даже переписанная, под Москвой не росла.
«Как посадили, так и сидит тутовое дерево без росту», констатировали дьяки. Тут уж и самым отважным покорителям природы стало понятно, что эксперимент надо бы перенести на юга. Так появился дочерний филиал инновационного центра «Измайлово» – в Астрахани. Заодно задачу решили упростить: о шелке не грезим, хлопок бы вырастить. Тамошний воевода Одоевский получает приказ: «У иноземцев сыскать семени бумаги хлопчатой самого доброва, сколько мочно, и садовника, знающего, самого же доброва и смирнова, который бы умел завесть бумагу» (то есть хлопок).
Но с кадрами вышли трудности. В Московию иностранцы ехали неохотно, зная, что назад возврата не будет (так повелось еще с XV века, а Михаил Федорович устои разрушать не любил). Сыскался лишь некто Кудайбердяйка, бухарский беглец. На родине он занимался тем, что красил готовые холсты. Сойдет, решил Одоевский, и потребовал воспроизвести всю технологическую цепочку. Кудайбердяйка подозрительно легко согласился, кошт казенный потратил, да куда-то сбежал. Не вышел текстильный кластер.
Скончался Алексей Михайлович, закатилось солнце домотканых инноваций. В 20-е годы XVIII века хлопок на Москве наконец-то стали ткать. Этим занялся голландец Иван Тамес – работал на иранском и китайском сырье. Добавочная стоимость доставалась китайским плантаторам и нидерландским империалистам, не рос ВВП под родными осинами. Не дело, решила просвещенная Екатерина Великая. Опыт посконного предшественника был осмеян и отброшен. Отныне – ставка на грамотный менеджмент, передовые управленческие технологии и добровольную сертификацию по международным стандартам. А именно: в пойму Ахтубы согнали крепостных, хлеб сеять не велели, зато дали черенки шелковицы и приказали выделывать шелк.
Время шло, шелка не было, на место отправился академик Паллас, который с изумлением констатировал: «Озлобление [крестьян] противу шелкоделия дошло до того, что они нарочно убивали шелковичных червей, опрыскивая их соленою водою и надеясь чрез то избавиться от занятий шелководством». Что было приписано единственно темноте «подлого сословия».
Можно посмеяться над этой веселой историей (впрочем, вся история России донельзя смешная и веселая). А можно честно сказать себе: мы и сегодня не знаем, почему у Алексея Михайловича и Екатерины не получилось. Неглупые ведь были люди. И все правильно делали. Охотились за технологиями, за специалистами, сырьем. Упрощали визовый режим (правда, в одну сторону, на въезд). Не скупились на инвестиции из госбюджета. А что над крепостными насильничали, так подневольный труд уж точно не хуже татарина. Если в шарашке работать способнее, так, конечно, лучше в шарашке, лишь бы летали Белка со Стрелкой, летали и радовались.
Впрочем, ответ можно попытаться отыскать. Возможно, он покажется банальным. Историки давно заметили, что Алексей Михайлович не казал свою персону в Измайлово в апреле–мае и осенью. И даже догадались, почему. Дорога от Кремля к станции метро «Партизанская» становилась донельзя непроезжей. Трудно поверить, но это так. Великий царь всея белые и малые и прочее и прочее, не мог добраться до собственной резиденции четыре месяца в году. Вязли колеса.
В конце XIX века стали дороги строить, и, может, не случайно, все достижения блестящего, хотя и короткого века русского капитализма приходятся на примерно 1880–1914 годы...

Источник